Андрей Эшпай: Игры для оркестра

08.10.05

Выдающемуся композитору, народному артисту СССР, лауреату Ленинской и Государственной премий Андрею Эшпаю сейчас 80 лет. В 75 он сумел осуществить замысел, на который еще не отваживался ни один композитор в мире, — завершил "золотую серию" Концертов для всех инструментов симфонического оркестра. В его творческой копилке — четыре скрипичных, два фортепианных, Концерты для альта, гобоя, флейты, саксофона, виолончели, контрабаса (или фагота), кларнета, валторны, двойной Концерт для трубы и тромбона, Концерт для оркестра с солирующими трубой, фортепиано, вибрафоном и контрабасом. Единственный инструмент, оставшийся неохваченным в силу специфики своего звучания, — туба. А недавно Андрей Эшпай создал новое крупное сочинение — "Игры для оркестра". Сам композитор называет это произведение своим объяснением в любви симфоническому оркестру. 

Концерт для фортепиано

Мы не виделись 25 лет. В то время оба жили в Москве, а встретились здесь, в Чебоксарах. Студентка журфака МГУ и знаменитый композитор. На интервью для “Советской Чувашии” я пошла с мамой: она очень хотела повидаться со своим однокурсником. Нет, к музыке мама, уже покойная, не имела отношения (пела, правда, хорошо). С Андреем Эшпаем они учились в Московском гидромелиоративном институте, который в начале войны был эвакуирован в Мариинский Посад. Учились вместе недолго – будущий композитор рвался на фронт, и в 1943-м, когда все студенты поехали в Москву, чтобы уже там продолжить учебу, Андрей отправился в Оренбург, в Чкаловское пулеметное училище. 

В 1980 году они встретились в совсем не роскошном, как мне показалось, номере гостиницы “Чувашия”. Мама принесла фотографии, и вместо интервью получился вечер воспоминаний. Но я не очень расстроилась – их бесконечные “А помнишь…” помогли набрать материал, который не найдешь ни в одной библиотеке. 

Еще давно, в моем детстве, мама много рассказывала о своем знаменитом однокурснике. Говорила, что Андрей был высоким, страшно худым юношей и – очень скромным. Правда, на первом курсе некоторые считали Андрея “воображалой”. Мол, тут морозы под 40 градусов, а он выпендривается – ходит в ботиночках и легкой куртке. Эти студенты, говорила мама, не понимали, что Андрею больше нечего было надеть – в чем приехал из Москвы, в том и ходил. 

Про эту куртку Эшпай вспомнил и сам, уже на нынешней нашей встрече. Недавно, в сентябре, он был в Чебоксарах проездом — плыл на теплоходе из Астрахани в Москву. 

— В чебоксарском кинотеатре “Родина”, — вспоминает Андрей Яковлевич, — шел фильм “Два бойца”. Мне очень хотелось его посмотреть. Из Марпосада путь неблизкий – 38 километров, но я встал на лыжи и пошел. А одет был плохо – легкая курточка да ботинки на тонкой подошве. В общем, когда вернулся из Чебоксар, родные меня не узнали – весь обмороженный, еле-еле привели в норму с помощью гусиного жира. Мой дядя – Анатолий Тогаев – тогда сказал: “Ну, ты, парень, даешь! Похоже, с тобой хоть сейчас можно идти в разведку”…

… для флейты

Мариинский Посад Андрей Эшпай считает городом своего детства. Хотя родился он в Козьмодемьянске, а в три года переехал с родителями в Москву. Совсем родным стал для него Мариинский Посад в школьные годы, когда с братом Валентином они каждое лето приезжали сюда на каникулы. В доме Тогаевых, по словам Эшпая, “даже воздух был пропитан музыкой”. Его дядя по материнской линии — Анатолий Николаевич — работал учителем пения, прекрасно играл на гуслях и скрипке, сочинял музыку, писал песни. Знаменитый Митрофан Пятницкий, который поддерживал с Анатолием Тогаевым дружеские отношения, подарил ему сборник своих песен с надписью “Родной душе – родные звуки”. 

В доме Тогаевых всегда собирались люди, неравнодушные к искусству. Приезжал сюда в 20-е годы и молодой марийский композитор Яков Эшпай. 

— Моя мама, — рассказывал уже в этот приезд Андрей Яковлевич, — родом из села Акулево, что в Чебоксарском районе. А с папой они познакомились у дяди, в Марпосаде. Был вечер, луна светила, они плыли в лодке, и папа сделал маме предложение. Правда, романтично? 

Отец Андрея Эшпая – Яков Эшпай – создал первые марийские инструментальные произведения для симфонического и духового оркестров, для оркестра народных инструментов, для фортепиано и скрипки, а также множество хоровых и сольных вокальных сочинений. К тому же Яков Андреевич был кандидатом наук, музыковедом-фольклористом, который сам собирал народные мелодии — более 500 песен записал. 

— Папа был удивительным человеком, — вспоминает Андрей Эшпай. — Он прекрасно пел, играл на любых инструментах, хорошо рисовал, увлекался Шопенгауэром… 

В Мариинском Посаде Тогаевы часто устраивали импровизированные концерты, в которых охотно принимали участие и родители Андрея. А когда началась война, вопрос “Куда из Москвы эвакуироваться?” для семьи Эшпаев не стоял. Конечно, в Марпосад! Десятилетку Андрей заканчивал уже здесь, в городе своего детства.

… для скрипки

На передовую Андрей попал только в 1944 году, после пулеметного училища его направили еще и на курсы военных переводчиков. Лицом к лицу с войной 19-летний лейтенант взвода разведки встретился в Польше, на берегах Вислы. Потом был Одер и, как последний аккорд в военной биографии композитора, Берлин. 

Ну а аккорды самой войны еще долго звучали в сочинениях Андрея Эшпая, причем – не только для симфонического оркестра. Кто не знает его знаменитую песню “Москвичи”, которую еще называют по стихотворной строчке — “Сережка с Малой Бронной”? 

… У причала, где пришвартовался теплоход “Афанасий Никитин”, собралась небольшая группа тех, кто хотел встретиться со знаменитым композитором. Как только Андрей Яковлевич сошел на берег, окруженный журналистами и телеоператорами (коллеги, как и я, уже успели пообщаться с Эшпаем на теплоходной палубе), зазвучал баян. Встречающие расступились, чтобы Эшпай увидел стоявших за их спинами двух невысоких пареньков в черных костюмах. Как потом выяснилось, это были студенты Чебоксарского музыкального училища. Баянист закончил проигрыш, и юный солист старательно начал выводить знакомые слова: “В полях за Вислой сонной лежат в земле сырой…” 

Андрей Эшпай слушал внимательно. Я вспомнила, как еще на той встрече, четверть века назад, он рассказывал нам с мамой: 

"Это было в 1957 году. Марк Бернес принес мне стихи и предложил написать песню. Когда я их прочел – просто обомлел! Все, о чем говорилось в этих стихах, было у меня в жизни. Но автор – поэт-фронтовик Женя Винокуров – не мог знать этих подробностей. 

Мы тоже жили на Бронной, только не на Малой, а на Большой. У меня был старший брат Валя, который погиб на фронте. И моя мама тоже, как в песне, не спала ночами, ждала — вдруг произойдет чудо и сын вернется. Даже река в стихах — та самая Висла, которую в войну мне довелось форсировать. Поразительное совпадение!” 

Когда песня закончилась, композитор подошел к исполнителям, пожал им руки, поблагодарил. А потом повернулся ко мне и тихо сказал: «Мальчик пропустил один куплет. Вот этот». И негромко пропел: “Друзьям не встать. В округе без них идет кино. Девчонки, их подруги, все замужем давно”. 

— Точнее не скажешь, — еще раз восхитился стихами композитор. — Просто снайперские слова!.. 

— А музыка? – спросил кто-то из стоявших рядом. – Разве музыка плохая? 

— Ну, музыку мог написать любой, — скромно пожал плечами Эшпай.

… для гобоя

Помню, как еще на том интервью, в гостинице, Андрей Яковлевич отказывался говорить всерьез о своих песнях. Мол, кушать-то надо, вот и пишу их, зарабатываю. Конечно, он шутил. Потому что в противном случае никто не знал бы его “А снег идет”, “Мы с тобой два берега…”, “Сережка ольховая”, “Что знает о любви любовь”, много-много других хитов, звучавших по радио и телевидению в разное время. И, главное, никто бы их не пел. А ведь песни Андрея Эшпая исполняли не только Марк Бернес, но и Майя Кристаллинская, Виктор Трошин, Эдуард Хиль, Иосиф Кобзон, Людмила Гурченко… Именно благодаря тем песням композитор любим людьми старшего поколения. 

И все-таки Эшпай – больше “симфонист”, нежели песенник. Хотя и в классических сочинениях он часто использует песни. Только другие, народные. В основном – марийские, к которым Андрея Яковлевича приобщил отец, иногда – русские, их пела мать, а еще – венгерские мелодии, созвучные марийским. Есть в его классических произведениях и фрагменты из чувашских народных песен. 

Когда мы разговаривали на палубе и Андрей Эшпай вспоминал Мариинский Посад, он вдруг обернулся к Восточному косогору Чебоксар, поднял руку и махнул куда-то в сторону текстильного городка. 

— Вон по той дороге мы ехали как-то с Анатолием Любимовым из Марпосада. Толя, известный гобоист (жаль, что он уже не играет), спросил, почему я ничего не написал для гобоя? Мол, разве этот инструмент не заслуживает отдельного концерта? Вопрос меня озадачил. Действительно, почему? “А вот возьму и напишу Концерт для гобоя с оркестром!” — запальчиво пообещал я Толе, на что он отреагировал сразу: “Ловлю на слове! И там обязательно должна быть чувашская мелодия”. 

Андрей Яковлевич улыбнулся своим воспоминаниям, потом весело продолжил: 

— А что, одну цитату из чувашской песни я туда вставил. – И тут же эту “цитату” напел. 

Впервые Концерт для гобоя с оркестром прозвучал в октябре 1982 года в Большом зале консерватории на фестивале “Московская осень”. Солистом, естественно, был “заказчик” — наш земляк Анатолий Любимов, которому Андрей Эшпай и посвятил этот Концерт. Рассказывают, что в 1984 году, когда это произведение было исполнено на втором Международном музыкальном фестивале в Москве, публика пришла в неописуемый восторг. Концерт был сыгран повторно, целиком, от первого до последнего аккорда. Что же в нем такого особенного? 

Не беру на себя смелость выступать в роли музыковеда, лучше процитирую мнение специалистов: “В Концерте, богатейшая ритмопластика народного музицирования, непринужденность джаза и, самое ценное, — поразительная красота мелодики… Прозрачность оркестровки сменяется жесткой канвой неуюта, чтобы противостоять мыслям о смерти. Но преодоление их не завершается на материале главной партии Концерта, а приводит к возникновению философски значимой, "всепрощающей", явственно новой темы”. 

А вот что говорит по этому поводу сам Эшпай: "... Пока не пришла музыка новой финальной темы — Концерта, каким я его видел, все не было. И форма, и оркестр, и развитие материала диктовались музыкой, которая, не скрою, мучительно не возникала. Но потом вдруг сразу пришла, когда я совсем было отчаялся ее найти. Эта новая тема освободила дыхание и сломала панцирь стереотипной формы инструментального концерта, переведя повествование в мир симфонической мысли. А почему это так? Объяснить невозможно..." 

К сказанному можно только добавить, что за Концерт для гобоя с оркестром в 1986 году Андрею Эшпаю была присуждена высшая награда того времени — Ленинская премия.

… для саксафона

На теплоходе одна молодая журналистка задала Эшпаю вопрос: 

— Вы сейчас просто так плывете, отдыхаете, или работаете? 

Андрей Яковлевич ответил вопросом: 

— А разве может композитор так долго отдыхать? Я проехал из Москвы в Астрахань и сейчас возвращаюсь обратно. Да, это называется отдыхом, но практически все две недели я работал. Хотя инструмента (он имел в виду фортепиано. – О.Р.) у меня с собой нет. 

Наверное, иначе и быть не может. В противном случае Эшпаю вряд ли бы удалось даже за такую долгую жизнь (80 лет – не шутка!) создать столько музыкальных произведений. Помимо симфонических сочинений и песен в его “запасниках” множество инструментальных пьес, два балета – “Ангара” и “Круг”, оперетта “Нет меня счастливей” (позже она стала основой для музыкальной кинокомедии “Звезда экрана”), музыка к десяткам кинофильмов (в том числе – “Майор Вихрь”, “Адъютант его превосходительства”, “Сибирячка” и др.) и спектаклей, наконец, джазовые композиции. 

Кстати, о джазе. В этой области композитор уже много лет сотрудничает с эстрадно-симфоническим оркест-ром под управлением Олега Лундстрема. Этот известный коллектив исполняет не только песни и композиции, написанные Андреем Эшпаем специально для джазовых музыкантов. Оркестр Лундстрема играет и музыку Эшпая к кинофильмам, делая собственные переложения.

… для трубы

С 1979 года Андрей Яковлевич – почетный член Общества Ференца Листа в США. В Америке сейчас начат выпуск десятитомной антологии музыки Андрея Эшпая в грамзаписи. В Чебоксары композитор привез четыре уже вышедших компакт-диска. Вместе со своей книгой, где собраны размышления “о времени и о себе”, он вручил их чувашскому музыковеду Виктору Илюхину, с которым уже много лет поддерживает самые дружеские отношения. 

Встретившись на причале, старые друзья обнялись. Когда Эшпай спросил Илюхина о здоровье, Юрий Александрович ответил: 

— Да я не такой уж старый, только на три месяца старше вас… 

… Когда я готовилась к этой встрече, в одном интервью, посвященном 75-летию Андрея Эшпая, наткнулась на фразу, сказанную им по случаю своего юбилея: “Я никогда не буду стариком! Мне — 75 и мне — 19”. 

“А на сколько лет себя чувствует Эшпай сейчас, в свои 80?” — подумала я и решила задать этот вопрос композитору. 

Услышав про 75 и 80, Андрей Яковлевич не дал мне даже договорить: 

— Какие страшные цифры вы называете! Мне — 19 и точка! 

А потом процитировал кого-то из великих (он вообще сыпал цитатами — как на этой встрече, так и тогда, 25 лет назад): 

— “Главное несчастье человека в том, что он не стареет”… 

И еще одна мысль, произнесенная композитором, запала мне в душу: "Всю жизнь мы пишем одно-единственное произведение. Произведение это — наша жизнь”. 

О.Резюкова